КВИР - Потаенные стороны моей жизни

Потаенные стороны моей жизни

Вот уже сорок лет волшебные книги Томаса Манна сопровождают меня по дантовым кругам жизни, просветляя мое доверие к жизни присущим этим книгам духом истинной правдивости.

"Это самое интимное является одновременно самым простым и самым человечным".
Томас Манн, из "Дневников" конца 20-х годов.

Томас Манн помог мне понять наиважнейшее: только тайные и почти безвестные приключения являются в человеческой жизни самыми значительными... В течение всех этих лет я стеснялся прилюдно заикнуться о гомосексуальности своего любимого писателя. Все ждал, когда за меня это сделают другие. И дождался! В 2007 году в московском издательстве Б.С.Г.-Пресс в серии "Круг жизни" наконец-то вышел достаточным для читателей Томаса Манна тиражом роман-биография жены Томаса Манна Катарины (Кати) Манн (1883-1980) - женщины умной, ироничной, наблюдательной. Этим открытием мы обязаны Инге и Вальтеру Йенсам из Тюбингенского университета (с 1477 г.), что находится на юге Германии. В 1990 году мне посчастливилось слушать их лекции, побывать на родине Томаса Манна в городе Любеке, побродить по Мюнхену, с которым супругов Манн связывали важнейшие события их трудной и счастливой жизни.

Велеречивое барахло советских томасоманновских "специалистов" читать невозможно и не нужно. Приведу некоторые образчики их измышлений: "Томас Манн находился в постоянном тяготении к патологическим темам", "Томас Манн был и остается далек от жизни и борьбы трудящихся - это неизбежно ограничивало его писательский кругозор" (Т. Мотылева, "Новый мир" 2, 1964). Но были и серьезные исследования.

В 1960 году в Ленинграде была издана первая русская книга о Томасе Манне "Томас Манн. Очерк творчества". Ее авторы В.Г. Адмони и Т.И. Сильман - крупнейшие германисты в тогдашнем СССР, а Владимир Григорьевич к тому же был почетным доктором Упсальского университета, лауреатом премии Конрада Дудена и кавалером ордена Гете. Книга эта начинается живыми и точными словами: "Поразителен и вместе с тем закономерен путь Томаса Манна. Человек, далекий от политики, - он оставался виднейшим антифашистским европейским писателем. За полвека своей писательской жизни Томас Манн во многом изменился, но никогда не изменял самому себе". Мне, в те годы первокурснику филфака, эта книга была интересна в филологическом отношении, а в читательском творения Томаса Манна откроются мне только в 1970, в мои уже аспирантские годы. Жаль, что книга Адмони и Сильман не переиздается в наши дни в связи с возросшим интересом высоколобых мальчиков и умненьких девочек к творчеству Томаса Манна. И уместно сказать вот еще о чем: Адмони дружил с Ахматовой, был активным участником на процессе над Бродским, за что и был уволен из своего института, где профессорствовал и заведовал кафедрой германистики. Мы с моим другом Ильей Левиным - героем моего романа "Два балета" - бегали на его лекции.

О гомосексуальности Томаса Манна есть беглые намеки в изумительно написанной одним из лучших у нас в стране переводчиков томасманновской прозы С.К. Аптом книге (ЖЗЛ, 1975). И хотя именно Апт, подаривший нам изысканные переводы античных авторов, готовя издание "Писем" Томаса Манна (1975), не испугался предать огласке потаенные стороны жизни немецкого гения.

О Соломоне Константиновиче я обязан сказать особо. В 1980 году по моем выходе из-за колючей проволоки Апт поддержал меня морально и материально, и я берегу все его письма, часто их перечитываю, купаясь в их сердечности и мудрости. В далеком 1970 году дружбу с Аптом мне великодушно подарила Вера Федоровна Панова. А десятитомное собрание сочинений Томаса Манна в том же 70-м году мне вручил ее муж и мой пожизненный Учитель Д.Я. Дар. Позже к этому десятитомнику присоединились два пухлых тома "Иосифа и его братьев" (1969). Позже, потому что перед смертью Панова велела мужу передать мне этот роман в переводе все того же С.К. Апта. Теперь, когда и мои земные сроки неизбежно сжимаются, все эти книги я готов отдать юноше с прекрасными глазами, чутким сердцем и всеобъемлющей душой, юноше, пишущему прекрасные стихи и удивительную прозу.

"Нельзя сказать, - пишут ее немецкие биографы, - чтобы Катя Манн была несведуща в мужской однополой любви; эта проблема неотступно сопутствовала ее юности, и расположение ее брата-близнеца к ее будущему мужу тоже оказало какое-то влияние на ее выбор (...). В ее кругу приоритетом являлся не пол, а "представительность" данного партнера. И вот теперь в Кампене, когда Волшебник (так Томас Манн подписывал свои письма к их детям) светился счастьем от встреч со своим "Клаусиком" - Клаусом Хойзером, тем ЕДИНСТВЕННЫМ, в ком воскресли все его прежние любови, Катя наблюдала за происходящим, отчасти умиляясь, отчасти забавляясь, а то и вовсе пожимая плечами, но в сущности с облегчением. "Отец" чувствовал себя хорошо - это гарантировало и ей благотворные покой и тишину. Клауса Хойзера любили все, это был "славный мальчик", "добрый", с "пухлыми губами и носом с небольшой горбинкой", всегда безупречно одетый и необычайно приветливый. У нее не возникло и тени недовольства, когда Томас Манн пригласил юного друга погостить у них в Мюнхене, и позже вместе с мужем она восхищалась "трогательным" благодарственными письмом юноши, где тот с восторгом писал, каким прекрасным получился у него отпуск".

Мое писательство с юности стремилось одеваться в томасманновские одежды, и я, глупый, даже не догадывался тогда, что напяливаю на себя "не по Сеньке шапку", о чем очень верно написал обо мне мой Учитель в своей книге. Поэтому я уничтожил недавно все свои эссе и статьи тех лет. Кстати, моя очень образованная жена Люба говорила мне о том же. Но в молодости мы не умеем ни слышать, ни слушать. Прозу я пишу с 1980 года, а до того метался в поисках обретения своего голоса, своей интонации, своей темы. За изданные романы мне не стыдно.

"Томас Манн, как всегда, страдал: он был опечален тем, что приходилось расставаться с приятными ему людьми, к кому он испытывал расположение или даже любовь, - прежде всего это были молодые мужчины, в особенности блондины с прекрасными лицами, чье присутствие ощущается на страницах его произведений НА ПРОТЯЖЕНИИ НЕ ОДНОГО ДЕСЯТКА ЛЕТ, по крайней мере, - забегая вперед, - вплоть до 1950 года, когда накануне семьдесят шестого дня рождения он повстречал в Цюрихе, в отеле "На Дольдере", юного кельнера. Его звали Францлем, это был стройный юноша, "баварец". "Мысли о моей последней любви, - признавался Томас Мани, подводя итог своей чувственно жизни, - буквально переполняют меня, пробуждая подспудные желания и потаенные стороны моей жизни. Первый предмет моей любви, Армин, стал пить после того, как, достигнув возмужалости, потерял свое очарование, он умер в Африке. Ему я посвятил свои первые стихи. Он живет в Тонио Крегере, в Вильри Тимпе из "Волшебной горы", в Пауле Эрнберге из "Доктора Фаустуса". Все эти страсти в некоторой степени увековечены. Клаус Хойзер, который значил для меня больше других, найдет себя во введении к эссе "Амфитрион".

В его творчестве нашлось место всем возлюбленным, и самому последнему, Францлю, тоже, - он присутствует в трактате о Микеланджело, воспет в гимне, посвященном другому художнику, на сей раз великому скульптору, который, подобно Томасу Манну, обретал творческую силу в двойственности своей сексуальности, в импульсе универсальной страсти. Любовь - "первопричина его творчества, воспламеняющая его гений, всеиспепеляющая движущая сила его сверхмужского, почти сверхчеловеческого труда".
После отъезда "Клаусика" (из Кампены на Сицилии. - Г.Т.) он скажет своим детям - Эрике и Клаусу, унаследовавшим от своего великого отца художественную одаренность и известные наклонности: "Я уже стар и знаменит, и неужели вы считаете, что возможность ТАК грешить - исключительно ваша привилегия". Он же ("Клаусик". - Г.Т.) черным по белому написал, что считает эти две недели самыми прекрасными в своей жизни и что ему необычайно тяжело возвращаться назад. Мне хочется верить ему... Тайные и почти безвестные приключения являются в жизни самыми замечательными".

Дети, стало быть, получили, пусть и сложным путем, какое-то представление о происшедшем. А Катя, что узнала она? Думается, очень мало. Томас Манн догадывался, что она имела некие соображения о его наклонностях. (...) Но она знала, что для него увлечение, страсть, являющиеся союзниками смерти, это одно, а нерушимая верность - совсем другое, "навечно свойственное человеку". Здесь - соблазнительное, неистовое распутство, вакхическое опьянение, там - царство духа, ведомое лишь Аполлону, владыке Парнаса. Немыслимо, чтобы Томас Манн мог ЖИТЬ порочной жизнью (вместо брака как "любви, рождающей потомство"); немыслимо, чтобы Катя, зная о двойственности наклонностей мужа, упрекала бы его, если бы он, на словах увлекаясь радикальными гомосексуальными идеями, в действительности в супружеской постели рядом с Катей бывал бессилен".

И вот еще что важно в отношениях Кати с Волшебником: "Катя поставила своей целью оберегать душевный покой мужа и помогать ему приводить в равновесие его устремления и влияние внешних обстоятельств; быть может, это даже была, по ее представлениям, обязательная составляющая супружеской любви. Она знала о его трудностях в поисках необходимой уравновешенности духа, и именно это знание защищало ее от чувства униженности, злобы или даже ревности. Жизнь под знаком андрогинности, принадлежности к обоим полам, приобретала в творчестве Томаса Манна характер чувственной игры воображения - пережитого и мастерски измышленного, как в случае с Клаусом Хойзером, который дал поэту возможность вновь испытать высшее счастье".

Чрезвычайно актуальна "почтовая проза", обнимающая собой весь его творческий путь. О ее публикации в Германии позаботилась его дочь Эрика. Это три пухлых тома, тщательно Эрикой откомментированных. Точное число писем Томаса Манна назвать невозможно. К 100-летию гения в переводах С.К. Апта с его комментариями "Письма" были изданы у нас в количестве трехсот в серии "Литературные памятники". Письма Томаса Манна - это результат сложного самовоспитательного процесса, они читаются как роман и вполне соответствуют признанию Томаса Манна: "Моя жизнь и ее плоды на виду". Письма Томаса Манна учат нас - всех нас! - "как правильнее всего себя держать и держаться в нашем смятенном и разобщенном мире" (написано за год до смерти Волшебника). В свете интересующего меня аспекта оттенков личности Томаса Манна позволю себе для читателей "Квира" сделать скромную "нарезку" из его писем:

"Мы не можем взлететь, а можем лишь сбиться с пути, и для того чтобы этого с нами не произошло, мы обязаны добиваться равновесия чувственности и нравственности, находя его ИДЕАЛЬНО ПОЛНЫМ".

"Проблема эротики, даже красоты, на мой взгляд, заключена в напряженности отношений жизни и духа. Не отрицаю, что патология, как я ее понимаю, обладала и всегда обладает для меня большой духовной притягательностью. Только скверный натурализм делает культ из патологии ради нее самой, и что она может войти в художественное изображение только как средство для духовных, поэтических, символических целей. Любовь к такому духу искусства, в возможности которого уже не веришь, родит пародию".

Это мое эссе - слабая попытка подвести итог последнего десятилетия жизни Томаса Манна. Я преклоняюсь перед его даром быть покорным судьбе и наряду с этим всегда оставаться беспощадно откровенным и честным. Честным и откровенным во всем. И приглашаю каждого из вас как можно раньше открыть для себя бессмертные творения Томаса Манна и благодарно подумать о фрау Томас Манн.

Впервые опубликовано в "Квир" № 69. Фото David Zanes

15 ДЕКАБРЯ 2015 ГЕННАДИЙ ТРИФОНОВ