КВИР - Фантомы советского детства

Фантомы советского детства

На фильм "Фантомас" я попал совершенно случайно. Мы с мамой купили билет на какую-то приключенческую историю времён Второй мировой войны.

Фантомас, 1964

Испытывая первый интерес к мужчинам и время от времени влюбляясь в них (на экране и в жизни), я не мог знать, что Жан Маре - гей, любовник Кокто, и что он гораздо ближе мне, чем могло бы показаться из зала.

Широкоформатный экран в новеньком кинотеатре "Салют" обещал нам прекрасное зрелище, к которому я и приготовился, затаив дыхание, пока гас свет.
Фильм начинался странно и явно издалека. На экране почему-то возник какой-то европейский город - с потоком эффектных, блестящих машин. Вот из дорогого авто вышел странный господин с дамой и швейцар распахнул перед ними двери...
Мне было тринадцать лет, западные авто были моей страстью, а в школьной записной книжке столбиком были выписаны западные марки: Ford, Simka, Citroen, Peugeot, которые смог вспомнить и записал мне двоюродный брат.
Часть этого западного великолепия я мог лично наблюдать в Ясной Поляне, где европейские туристы были частыми гостями. В книжку я выписывал номера и марки причудливых авто. Долго бродил среди этой экзотики со сверкавшими зеркалами, фарами и отделкой, - и они казались мне "тарелками" далёких марсиан.
И вдруг на экране - такое великолепие... "Что-нибудь из жизни революционных подпольщиков", - решил я. Пока на подписанном банковском чеке не исчезли чернила и на экране не возникло название фильма - "Fantomas".
Всё в этой истории потрясало воображение пионера. Виды Парижа и Площади Согласия, невероятные вертолёты, мотоциклы и машины, летящие по серпантину с бешеной скоростью. Блестящие "Рено", виды Парижа и подводная лодка. Не говоря о тайной пещере с лифтом, набитая умной техникой и автоматикой.
Стиль "лофт" обаял меня ещё в 70-е... Конечно, комиссар был полным дурачком, полиция состояла из придурков в форме, но вся техника в кадре странным образом была создана блестяще, а вид ухоженного города вовсе не напоминал мир идиотов, окружённых бытовой техникой, домофонами, дамами в драгоценностях и витринами с товаром.
По сути, "Фантомас" был первым опытом знакомства советского подростка с бытом западного мира, с его городской повседневностью. Странно, как эта "пропаганда" проникла на наши экраны?
Более того, казалось невероятным, что можно взять из магазина дорогой товар, оставив продавцу бумажку с подписью (это называлось "чековой книжкой"), а деньги можно было не носить. Уровень комфорта и доверия в "джунглях" капитализма - никак не сходился с тем, что я знал о Западе по школе.
И потом, Журналист... Что за развязный тип - этот Маре? Как он разговаривает с власть предержащими, что за стиль? Просто чувствует себя хозяином города..
Впрочем, Фантомас был ужасен, несмотря на комическую, трюковую ауру, - мистический свет адских глаз холодил душу. Я вышел из зала потрясённый.
Назавтра в школе кто-то сунул мне под партой маленькую фотку Фантомаса (чёрно-белую, размытой печати и с дырочкой от кнопки). А дома, под впечатлением истории, я разрезал ножницами свою голубую майку и сшил на маминой машинке "Зингер" маску с прорезями для глаз.
В порыве актёрского возбуждения я высовывался из окна на пятом этаже, оглядывая свой пыльный "Париж" у дома, и малышня с круглыми глазами долго таращилась в мою сторону, застыв от ужаса на месте...
Каждый раз, видя знакомые кадры, я вспоминаю, что "Фантомас" - фильм моего пионерского детства. Испытывая первый интерес к мужчинам и время от времени влюбляясь в них (на экране и в жизни), я не мог знать, что Жан Маре - гей, любовник Кокто, и что он гораздо ближе мне, чем могло бы показаться из зала.
Впрочем, его поцелуи с героиней были так убедительны (хоть и слишком нарочито-театральны), что невозможно было заподозрить его в фальши.
Сейчас я понимаю, что выпуск "Фантомаса" на экран был фатальной ошибкой советской власти. Придурок-полицейский - мало того, что был любим и обаятелен, но слишком яркая картинка западной жизни - исподволь меняла политическую ориентацию подростков.
Это был реальный город, реальные авто и вертолёты, - зато "недоедающих" французов, изнурённых эксплуатацией и гнётом, совсем не наблюдалось.
Как ни старался Виль Липатов высмеять фильм своим унылым Анискиным, - поезд уже ушёл.
Париж был прекрасен, и моё эстетическое чувство брало верх над классовым чутьём, что было началом конца пионерской верности светлым идеалам коммунизма.
Наконец, осознавая себя геем, я в 13 лет всё больше чувствовал, что в этом "светлом будущем" мне вряд ли найдётся место. Так что интуитивно (не понимая этого) я делал выбор в пользу мужчин и прекрасных парней (беспартийных и аморальных), предавая идеалы коммунизма, который казался мне враждебным и холодным, как учебник ненавистной математики...
И никакая "софья власьевна" не способна была изменить мой сексуальный и политический выбор.

10 МАЯ 2017 ALEXANDR HOTZ